Участники войны с Украиной после возвращения домой страдают алкогольной зависимостью, рассказала клинический психолог Марина Сураева, практикующая в районной больнице города Юрьев-Польского Владимирской области.
«Мы много пишем о разных явлениях, вызванных войной, — о горе и надежде, о любви и предательстве, о героизме и слабости, о стойкости и психических состояниях.
Я говорю о зависимостях. Это одна из самых сложных и нелюбимых тем многими специалистами. Наркология в нашей стране воспринимается либо как система помощи, чтобы «откапать» больного после запоя, либо как кодирование, которое заставит его жить трезвой жизнью.
Сегодня мне хотелось бы писать не столько о теории и очень сложных формах работы с этим недугом, сколько передать свои ощущения как специалиста, пытающегося помогать таким людям. Мало того, не просто людям с зависимостями, но при этом ещё и вернувшихся с СВО. Это отнимает огромный ресурс, иногда ты вновь и вновь начинаешь с нулевой точки, от которой, казалось, успешно недавно оттолкнулся.
Эти люди одновременно благодарные и неблагодарные. В период, когда им плохо, они ждут и надеются на тебя как на единственный источник принятия их состояния без осуждения. Ты берёшь человека в работу, тратишь колоссальные усилия, помогаешь выработать ему новый способ мышления. Выстроив новый маршрут жизни, он идёт за тобой радостный, благодарный…
И вдруг ты получаешь звонок, сообщение, тишину, и ты понимаешь, что он опять в пропасти. Срыв. Он доказывает тебе, что новая жизнь ему не по плечу, что он не может ей соответствовать, что у него ничего не получится, и ты остаешься одна — та, которая продолжает верить. Веришь даже тогда, когда у самой опускаются руки. Ты понимаешь, что слова А. Экзюпери, о том, что мы в ответе за тех, кого приручили, с зависимыми людьми работает на 1000%. В период своего срыва они обнуляют твои знания, умения, они обнуляют свою благодарность, они скрываются, обманывают и ищут уловки, чтобы опять заглянуть в ту бездну, из которой пытались выбраться, усиленно призывая помочь им в их страдании.
Эти люди живут как бы между двумя мирами, не в силах признать собственное падение. Даже не так — не в силах принять собственное падение. И в то время, когда ты предлагаешь очередной шанс, показываешь дорогу, предлагаешь идти рядом, они не принимают новый мир. Он им непонятен и чужд. Но и жить в старом невыносимо.
Надо сказать, что многие попытки уйти на войну – это попытки сбежать из прежней мирной жизни в какую-то иную реальность, которая поможет им быть полезными, измениться, найти смысл жизни, но, возвращаясь обратно, они возвращаются в то самое свое «Я», от которого так сильно бежали.
Как специалист, ты входишь в круговорот этого жизненного цикла, пытаешься удержаться в профессиональном ключе, не впасть в созависимые отношения.
Сложность работы с зависимыми осложняется непониманием со стороны их созависимых (а эта связка «зависимый-созависимый» есть всегда!), их страдальческой и спасательной позицией, недоумением, болью, недовольством в адрес того, кого они так долго спасали. И тут вопрос: они спасали его или спасали себя, да и можно ли вообще назвать это спасением? А, может, усугубляли и продлевали эту зависимость?
С каждым очередным срывом своего зависимого пациента ты словно разбиваешься сам — вдребезги. Но проходит время, и ты снова встаешь, снова идёшь, и снова пытаешься выстроить непростой жизненный маршрут.
Самое ужасное, что общество не готово к трезвой жизни, при этом хочет не замечать проблемы этих людей.
Для них зависимый человек — это тот, который должен отказаться от употребления, но как он это сделает — они не знают», – написала Сураева.
Как ранее выяснил «Довод», российские солдаты, воюющие в Украине, употребляют наркотики. К участию в войне допускаются в том числе и те, у кого синдром наркотической зависимости диагностирован официально.